И гениально сама играешь!»
Эта реплика стала поворотной в наших отношениях, Пельтцер начала меньше ворчать на меня и подарила несколько гениальных фраз. Если я долго возился с какой-нибудь постановкой, она говорила: «Еще ни один спектакль не становился лучше от репетиций». Актерского образования у нее не было, не уверен, было ли вообще какое-нибудь. Она весело, незло ворчала по поводу того, «чему там могут научить в театральном».
Спустя много лет я решился повторить ее шутку сыну Маши Мироновой, девятикласснику Андрею. «Знаешь, как говорила бабушка Пельтцер? — спросил я его. — Учиться, чтобы стать актером, совершенно ни к чему. Бери бумагу, пиши заявление, отнесешь в отдел кадров и будешь артистом». Все посмеялись, а на следующий день позвонила Маша: «Марк Анатольевич, из-за ваших шуточек у нас дома скандал — ребенок не пошел в школу, сказал, что и так будет артистом».
Машу я знаю с детства, а также ее маму и бабушку.
Еще служа актером в Театре имени Гоголя, получал эстетическое наслаждение, встречая очень красивую актрису Раису Градову, которая однажды взяла с собой на гастроли очаровательную маленькую дочку Катю. В другой раз Катю я увидел уже в должности актрисы Театра имени Маяковского, из которого она перешла в «Сатиру». Андрей Александрович Миронов в связи с этим обстоятельством необычайно оживился и воспрянул духом, даже похорошел. И вскоре я отправился в ЗАГС, чтобы засвидетельствовать Катино желание выйти замуж за Дрюсика, так ласково мы называли Андрея. После торжества молодые поехали в свадебное путешествие в Ленинград.
В привокзальной толчее мы с Ширвиндтом незаметно положили в их чемодан пару кирпичей и портрет Ленина. После этого, глядя, как Андрюша, пыхтя, затаскивает багаж в вагон, не переставали громко изумляться: «Зачем же было брать так много вещей?!»
Распаковавшая чемодан Катя нашу шутку не оценила, она посчитала ее глупой и недостойной торжественного момента. Точно так же впоследствии отреагировала на попытку пошутить вторая жена Андрея — Лариса Голубкина. Накануне их бракосочетания я вычитал, что американские ковбои непременно старались разнообразить первую ночь молодых. Большой компанией мы высадились возле дачи, где уединились Андрей с Ларисой, и стали изображать привидения.
Поскольку ответной реакции не последовало и в дом нас не пустили, Ширвиндт решился на невероятно отчаянный поступок, поражавший своей изобретательностью. Он влез в окно спальни и... укусил Ларису за пятку.
Нет, она не закричала. И даже не лягалась. Ширвиндт вылез обратно и признался нам, что впечатления укусом не произвел. Почему Лариса не оценила такой самоотверженности, для меня до сих пор загадка. Андрей нас не осудил — глупые шутки друзей воспринимались положительно.
«Ох и намучаемся мы с ней!» — сказал я, когда на рассвете умаявшиеся «привидения» собрались у машины. Друзья расценили мою фразу как провидческую. Она показалась им очень остроумной. Я сказал почти как Бернард Шоу. Но заложенный мною глубокий смысл впоследствии не оправдался.
Екатерина Градова, первая жена, та действительно нас недолюбливала. «Друзей надо менять!» — сказала она Андрею после проводов с кирпичами. А Лариса учла ошибки предшественницы и к нам относилась вполне приветливо.
Мария Миронова — дочь Андрея от первого брака — пришла ко мне в театр, заставив первое время терзаться мыслью: «А не отдохнула ли природа на ребенке столь замечательных родителей?» Но потом я понял, что похожий на отцовский профиль не единственное ее достоинство.
Но прежде чем я возглавил театр и получил возможность брать на работу детей своих друзей, мне пришлось пережить еще несколько тревожных моментов. Стартовал я не слишком успешно. «Доходное место» было снято с репертуара по велению всемогущей Екатерины Фурцевой, разглядевшей на сцене чудовищную идеологическую порочность.
Похожая судьба ожидала и спектакль «Разгром» по Александру Фадееву, ставить который в Театре имени Маяковского меня пригласил Андрей Гончаров.
